[*spoiler]Простите за воду[/spoiler]
Тишина была невесомой. Редкая птица могла нарушить эту тихую мелодию души, когда ты, сидя здесь один чувствуешь, как под кожей проходит ледяное железо, подбираясь к самому сердцу. Тяжелой, ледяной удар бил в сердце, жизнь становилась отвратительно бессмысленной.
Алекс упёрся лицом в ладони и закрыл глаза. Какая-то неведомая грусть и тяжесть накатывала на парня волнами, плещась о плечи, руки и душу, которая была открыта для всех. Алекс часто страдал из-за своей душевной открытости, которая губила его, а может он губил себя сам…
Душа кричала, кричала молча, тихо, но горько, от чего самому хотелось лить слёзы. Он видел, как они уходят, и он остаётся один, один со всеми и один ни с кем. Он видел их, их лица, когда они винили его в том, чего он не может сделать, и становилось обидно. Чертовски обидно за себя, ведь он любил их, любил одну и другую. Любил, любит… Любит, но они не видят его, не чувствуют его любви и его горя. Ведь любовь может причинить только боль… Маленькие точки стали колоть кожу шеи и руки, он поднял глаза к небу Снег… Я, должно быть, слишком рассеян… Он подставил руки к небу и хрупкие снежинки падали на его тёплые ладони, тая и превращаясь в капли… капли, как слёзы, как их слёзы, как её слёзы. Алекс с шумом втянул в себя воздух, выпрямляясь в полный рост, насколько это было возможно. Глухие, почти неслышные звуки точно струн раздались где-то в глубине, точно кто-то цепкими пальцами перебирал тонкие струны. Нежная, тихая музыка доносилась едва слышными нотами до души Алекса и, точно невидимая волна обволакивала его, заставляя воспринимать всё проще, думать проще, быть проще. Невидимая лёгкость рукой коснулась его плеч и тихо исчезла, точно кто-то был здесь, и эта таинственная музыка, звуки… Было тихо, но душа парня вторила ушедшим звукам, и было как-то так легко.. и спокойно и просто.
На столе появился завтрак, и приятные запахи возбудили в Алексе природные чувства голода. Он довольно улыбнулся сам себе, какая-то гармония поселилась в его сердце, ему было приятно и тепло от этого на душе, от этого он как-то ушёл в себя и глупо, по-простецки улыбался, намазывая на тост джем. Что это были за странные звуки? И были ли они вообще? Хм, странно, но этого не понял никто, даже сам Алекс. Большой Зал хранил свои секреты, помогая парню обрести себя.
Громкий стук девичьих каблуков раздался в коридорах и Алекс, как будто погруженный в светлую дымку, очнулся. Конечно, ведь помимо него в замке было ещё несметное количество людей и нечему было удивляться, что-то кто-то решил прийти на завтрак. Из дверей показалась Оливия. Подарок судьбы! Подумал Алекс, внутренне радуясь всем сердцем и, благодаря неведомую силу за то, что его молчаливый крик души был услышан… хотя бы стенами этого замка. Алекс чертовски по-доброму улыбнулся навстречу своей сестре. Стоит ли сказать о том, что он был рад её видеть? Стоит. Он был рад ей, хотя она, вероятно, этого и не думала. Слабый, но честный блеск в его глазах промелькнул и, вероятнее всего, остался незамеченным никем, кроме стен зала. Лив направилась к брату, хотя тот, честно говоря, ожидал иного исхода событий. По мере приближения девушки, Алекс чувствовал в себе какую-то странную, скорее всего глупую радость ей присутствия. Чудо, что именно она, странная и такая далёкая, но единственно родная, именно она сейчас с ним здесь, она и никто другой. При её приближении он даже поднялся с места:
-Доброе утро, рада тебя видеть
-Привет самой прекрасной девушке всего Хогвартса, отлично выглядишь, – спокойно сказал Алекс, считая, что слова, которые он сказал, недостаточно хорошо описывают подлинно-прекрасное создание, усевшееся рядом с ним.
-Как жизнь твоя бурная? – спросила Оливия, и Алексу показалось, будто он уловил неприятные ноты в её голосе, что-то кольнуло где-то глубоко в груди, стало тесно и душно, но Алекс улыбнулся снова, точно поднимал голову после больного удара, но это было только начало.
Она вошла в зал. Тонкая и сказочная, будто плыла среди пустынных столов, Алекс забыл все слова, что хотел ответить сестре. Трёхсекундное забвение показалось ему вечностью. Они, будучи теперь только трое в этом зале, и она прошла мимо. Она прошла мимо. Мимо. Точно ударила и рассмеялась над ним, удар ещё сильнее первого последовал, ударяя в грудь юного Капраноса, точно маятником часов.
Стерпел, забыл, не обратил внимания, пережил – всё, что пытался сделать Алекс, но не мог. Как метель мелкими льдинками, била его по душе она, или он даже бил сам себя.
Любил? Любит. Несомненно, но что? Почему так? Жизнь. Это жизнь. Он опустил глаза, поднимая их тут же на сестру. Сколько тяжелого ему хотелось сказать ей сейчас, прямо здесь и сейчас, как малолетнее дитя, обнять единственного родного человека и рассказать ей о своей боли и скрежете железа, что режет душу на части. Но он улыбнулся, привычная добрая улыбка озарила лицо Алекса, преобразила его, он как будто не чувствовал более ничего, ни капли.
-Что с меня взять, моя жизнь скучная и обыденная как всегда, да какая там жизнь, - Алекс махнул рукой, - давно хотел спросить у тебя, не могла бы ты со мной поужинать сегодня? Мне надоели эти разъезды – что-то неясное нашло на Капраноса, и он посмотрел в глаза сестры, как будто ждал отказа, даже был к этому готов. Какие-то шаблоны надоели ему, и он решил откинуть их, втоптав в грязь. Лицемерие, ложь, лесть, всё это сейчас внезапно надавило на Алекса, что он как будто закричал, рвя на себе всё, что можно. Искренняя, но, как будто с небольшой грустью улыбка, осталась на его лице. Она говорила будто что-то… что-то грустное, но светлое и чистое.
Зал начинал понемногу наполняться людьми и Капранос не мог не заметить Оуэна, который сидел теперь уже с его девушкой. С ЕГО девушкой. Алекс вдавил это слово в себя, сосредоточив внимание на сестре. Девушка может бросить, а сестра – одна и на всю жизнь